 |  |  | ФОТОАЛЬБОМ «НЕИЗВЕСТНАЯ БЛОКАДА. ЛЕНИНГРАД 1941-1944»
Владимир НИКИТИН. Кандидат исторических наук. Автор ряда книг и более полутора сотен статей по истории отечественной фотографии и фотожурналистики.
Автор – составитель Владимир Никитин:
Беседуя с военными фотокорреспондентами, мне неоднократно приходилось слышать от них горькое: «Не сняли мы войну!» И это говорили те, чьи снимки вошли в золотой фонд отечественной журналистики, чьи фотографии заставляли плакать людей, смотревших на них. Говорилось это, правда, уже после войны, когда изменился сам подход к фотографии, и они – ветераны фотожурналистики - уже с позиций дня сегодняшнего пытались оценить сделанное ими в военные годы. Конечно, они слишком высоко поднимали планку требований к себе и своим коллегам, однако, в чем-то они были правы – просто очень многое осталось за кадром в силу причин, о которых заговорили только сейчас, спустя многие десятилетия после окончания войны. Многих из них я знал лично, с другими не довелось познакомиться, но я всегда чувствовал обязанность перед ними познакомить людей с их фотографиями, которые оказались невостребованными и долгие годы лежали в архивных хранилищах. Особенно мне это хотелось сделать в канун 300 летия города, ибо память о павших горожанах не должна быть стерта в эти торжественные дни. Ибо без памяти о прошлом, не может быть нормального будущего. К счастью, первое издание удалось выпустить к этой дате. Альбом быстро разошелся, и в 2009 году удалось выпустить второе дополненное издание.
| |
“В столовую зашел мужчина лет сорока и, простояв в очереди около 2-х часов, получил по карточке по две порции супа и каши. Суп ему удалось съесть, а каша осталась. Подошедшая официантка обнаружила, что он умер, сидя за столом. Послали за милиционером. Публика не расходилась. Всех интересовало, кому достанется каша”. Эту запись сделал в своем дневнике в марте 1942 года ленинградский учитель А. Винокуров. Дневник этот сохранился в его следственном деле в архиве ФСБ. Автор приведенных строк был расстрелян, причем в качестве обвинительных документов против него фигурировали и записи из его дневника, жирно подчеркнутые следователем.
Этот трагический сюжет, как вы понимаете, не мог быть запечатлен в силу многих причин. Как не осталось на пленках и гор трупов на Волковом и Серафимовских кладбищах – существовали жесткие ограничения, запрещающие показывать большое количество жертв. Не найдете вы снимков промерзших ленинградских квартир и дворов, превращенных в морги…
Д. Трахтенберг. Первые жертвы на углу Невского и Лиговского пр. Сентябрь 1941.
Фотографировать в блокадном Ленинграде было невыносимо трудно: не так-то просто постоянно смотреть в лицо огромному человеческому горю, а кроме того, каждую минуту фотографирующий рисковал тем, что бдительные горожане отведут его в милицию. С одной стороны - мучили сомнения можно и нужно ли снимать эту безжалостную действительность, а с другой – перед журналистами стояла четко сформулированная задача - показывать в своих снимках как трудящиеся города борются с трудностями под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» Цензура официальная и цензура внутренняя, жившая в каждом из фотографов, резко сужали перечень сюжетов, на которые обращал внимание человек с фотоаппаратом.
Профессиональные фоторепортеры – а только им было позволено фотографировать в осажденном городе - стремились фиксировать ситуации, которые должны были показать героизм и мужество его защитников и поэтому, зачастую осознанно они упрощали драматургию самой жизни, фиксируя лишь наиболее показательные с их точки зрения моменты, оставляя за рамкой видоискателя, порой, очень важное и значительное. Этот зачастую условный, плакатный язык отлично уживался с пропагандистским характером газетных публикаций, но особенно был востребован в выходящих “Окнах ТАСС”, без которых нельзя себе представить блокадный Ленинград.
Вот там, среди сводок, сатирических плакатов, листовок и рисунков обязательно присутствовали фотоснимки, на которых были запечатлены защитники города: военачальники, балтийские моряки, летчики, охранявшие ленинградское небо, танкисты и артиллеристы, пехотинцы и партизаны. Именно здесь появились впервые фотодокументы, которые потом станут привычными символами блокады: дистрофики, дрожащими руками держащие пайку хлеба, дети с перебинтованными головами, убитые во время артобстрелов мирные жители, фотоплакаты, на которых запечатлены горожане с оружием в руках. | | Вышесказанное в какой-то мере объясняет характер работы фоторепортеров, когда они вынуждены, были порой “организовывать” события, а иногда и просто инсценировать ситуации, ибо реальность зачастую не отвечала их представлениям о том, как должен был выглядеть на снимке тот или иной сюжет.
Но не они определяют общий характер фотодокументов. Драматизм жизни был столь очевиден, что зачастую простая фотофиксация могла рассказать значительно больше, чем самая изощренная инсценировка. К счастью, до нас дошли фотографии, которые в силу разных причин не были опубликованы и тогда – в дни блокады, и потом, ибо не было в них той плакатной очевидности трагедии, а были, может быть, не сразу бросающиеся в глаза черточки быта осажденного города.
Именно эти снимки я и старался отбирать для фотоальбома «Неизвестная блокада», который подготовлен издательством Лимбус пресс в рамках большого фотопроекта «ХХ век: Санкт-Петербург в фотографиях». Подлинные документы тех трагических лет воссоздают ранее неизвестные стороны жизни блокадного города, рассказывают о мужестве его жителей об их воле к жизни и их несгибаемой вере в Победу.
Рассматривая неброские, честные снимки блокадной поры сегодня мы «прочитываем» их содержание обогащенные знанием, приобретенным за прошедшие годы, знанием о лишениях, выпавших на долю горожан. Сегодня многое становится понятным - и то почему фотограф выбрал тот или иной сюжет и почему он прошел мимо может быть более впечатляющей сцены - он не мог ее снимать и по своим убеждения и по цензурным соображениям. Но все равно нужно научиться воспринимать блокадные снимки - они, словно сложный текст, к которому нужно вновь и вновь возвращаться, вчитываться в слова, чтобы понять смысл, заложенный в него. Так, глядя на фотографии, нужно постоянно выискивать детали, которые помогают нам больше узнать о происходящем, а иногда и вовсе меняют их первоначальный смысл.
Восприятие этих фотографий вовсе непростое дело - оно требует внимания, желания и, главное, осознания необходимости делать это. Но тот, кто научился их рассматривать, оказывается вознагражденным - они начинают повествовать.
Как уже говорилось, условия в которых делались снимки, общая ситуация в городе, сформировавшийся менталитет фоторепортеров, цензурные ограничения не позволили максимально полно запечатлеть все стороны блокадной жизни, но даже то, что мы имеем сегодня, позволяет нам в какой-то степени окунуться в атмосферу блокадного бытия. Автору альбома хотелось по возможности более полно воссоздать реальную обстановку тех трагических событий и с этой целью в альбоме приводятся выдержки из нескольких дневников ленинградцев, переживших весь ужас блокады, фрагменты из ранее секретных документов тех лет.
Автор не ставил своей целью полностью прокомментировать те или иные снимки, а лишь попытался приведенными заметками, написанными в то же самое время, когда делались снимки, показать то, что осталось за кадром, то чего невозможно было зафиксировать на пленке, но что должны знать и помнить люди.
В. Тарасевич. Прощание со сверстником. Весна 1942.
|
| |
|
 |
 |  | | Д. Трахтенберг. Троллейбусы на Старо - Невском проспекте. Зима 1941 года. | | |
Остановившийся из-за отсутствия электричества городской транспорт надолго остался недвижимым на улицах города.
 | | | Д. Трахтенберг. Аэростаты заграждения на Невском проспекте. Лето 1941 года. | | |
 | | | Б. Кудояров. Волково кладбище. Похороны ребенка. Весна 1942 года. | | |
 | | | В. Федосеев. Утро после ночного артобстрела. 14 октября 1941 года. | | |
 | | | Б. Кудояров. Волково кладбище. Весна 1942 года. | | |
|
