«Кукушкины слёзы» — это, можно сказать, мои заветные сказки, это проект, посвящённый внутреннему русскому человеку, если позволите, нутряному миру этого человека, т. е. меня, в котором все дорожки — неведомые, звери — невиданные, и вечно русалка на ветвях сидит. Где постоянно тебя окликают пращуры, а ты даже не догадываешься, что это их голос.
Первые кадры этого проекта сделаны в 2012 году, а зародился он гораздо раньше — в 2010 на берегу Белого моря, вдохновлённый поморской девочкой Ладой. Со своим языческим именем и прозрачными северными глазами она представилась мне в жемчугах девичьей повязки.
В этом проекте сошлись мои страсти к фотографии, этнографии и рукоделию. Для меня было принципиально важным применять при фотосъёмке максимально правдивый головной убор, чтобы на голове не было никакой стилизации, никакого «ансамбля «Берёзка», чтобы мысленные, сказочные фантазии сочетались с фотоправдой. Могу добавить, что от аутентичного венца на голове, взгляд модели — простой девчонки, возможного потомка той, что носила подобное когда-то по праздникам, очень менялся. Настолько он непривычно жёсток и весом.
По сути дела, это неспешное многостороннее исследование. Неспешное — потому что, чтобы воспроизвести хоть один аутентичный кокошник, требуется очень много времени: кроме кропотливой ручной работы, сбор информации, поиск различных решений по изготовлению, ведь никто не даст вам, простому художнику-фотографу, элементарно подержать музейный оригинал в руках. Не говоря уже о том, чтобы таскаться с ним по кустам и болотам на фотосессии. Кстати говоря, могу погордиться тем, что некоторые головные уборы Северо-Запада России я первая из реконструкторов отважилась воспроизвести и получила высокую оценку моих произведений от сотрудников РЭМа. Иными словами, некоторой фотоправды я добилась.
Вместе с тем я не упускаю из головы пикториалистов классического периода, их художественное обобщение, если можно так сказать. Постоянно чувствую их влияние, как и мирискусников, на которых я росла и училась.
«Кукушкины слёзы (похороны)» — для меня, и похороны желторотого воробья, всплывшие из детской памяти и перекликающиеся, на мой взгляд, с древним обрядом «похорон кукушки» — девичьим кумлением. И похороны Наташи — подруги детства, так внезапно, для меня восьмилетней, умершей с приходом весны. И обрядовые женские плачи на похоронах из того же деревенского моего детства. Все те внутренние «неведомые дорожки» поверий, обрядов, народных сказок, по-новому понимаемых и осознаваемых после современных фольклорных, этнографических изысканий.
Словом, главная мысль этого проекта: такое вот «умирание» невесты и «рождение» заново — ментальная матрица, на мой взгляд, всего живущего на Земле.
|
