Танец
Работ в альбоме: 12. Просмотров: 981.
Танец лирического героя бросает вызов фаллическому коду державного нарратива и осваивает свободу самостоятельно определять свою маскулинность — например отстраивая её от эстетической трактовки окружающего мира (природы, языковых паттернов фольклора, поэзии, и пр..). Если это и маскулинность, то она подлинно свободна, в том числе от власти.
Еще одно основание державного нарратива - конформный идеал вегетативного существования в пределах строго заданного и примитивного алгоритма действий, общих для всех. Эта аполитичность в существенной степени обеспечивается иммунитетом к памяти о смерти. Вся культура ориентирована на забвение смерти. «Не будем о неприятном», можно — только о весёлом и радостном. Так достигается экзистенциальная депривация человека - через его неспособность учредить себя в качестве деятельного экзистенциального субъекта — в условиях видимости только одной части мира, и вырабатывание нечувствительности к несправедливостики страданиям. Стерильный и не дающий увидеть несправедливость и в целом «неприятное», мир становится похож на камеру больницы и надёжно защищает человека от субъектности в истории и собственной судьбе.
Персонаж съёмки выламывается из этого измерения, и глядит на нас с кладбища, как бы напоминая, что единственный способ подлинно переживать сейчас и понимать завтра — не упускать хотя бы из бокового зрения тему смерти. Забыв о ней, мы скучаем и живём безрассудно, словно никогда не умрём и словно смерти вокруг вовсе нет. Память о смерти — единственный способ по-настоящему инсталлироваться в реальность мира и таким образом мыслить политично, возвращая себе себя, сколько бы нам себя ни осталось, видеть смысл в субъектности.
Другое важное основание великодержавного нарратива — тотальное подчинение жизни функциональности и производительности. Шестидесятые в Европе разобрались с этой путаницей у Фрейда — в его смешении принципа реальности и принципа производительности (см. Г. Маркузе). Теперь время постсоветского мира преодолевать это представление. Представление, согласно которому ценностью обладает только то, что служит мгновенной, или, по крайней мере, скорой пользе. Вера в это надёжно подчиняет людей алгоритмам производства-потребления, за пределами которого они перестают видеть какой-либо смысл — даже самих себя утрачивая из виду как производителей и участников своей эпохи. Работа — покупки-потребление — надёжная клетка, сложенная из прутьев слепой веры в эффективность и функциональность, а также самая надёжная гарантия воспроизводства капитализма.
Танец, поэзия и красота — лучшие примеры метапозиции в отношении этой клетки. Они ничему не служат, не приносят пользу, не эффективны, не полезны и не нужны. Они — самодостаточное измерение воплощения бытия, в его чистом виде, не опосредованном актами производства и потребления. Они свободны от основных констант служения-обслуживания, они — одно из возможных мест подлинной встречи с собственной конкретностью, с самими собой.
Таким образом, танцующий на кладбище повествует о свободе.
|  | |
|
[ МЕЛКО ]
|
